Кажется, что это парадокс: кто-то в зале понимает только русский язык, кто-то — только английский, на сцене — носители разных языков, но сюжетные перипетии представления понятны всем без перевода. Это было бы естественно ожидать от пластического театра или визуальных сюжетов, но в двуязычном театре «Кромлех» главное — текст. Сценарий на двух языках, переплетённых так, чтобы не просто сделать действие понятным, а добавить новые смыслы.

Переходы от русского к английскому задают особый темп и динамику происходящего на сцене. В сплаве двух языков рождаются неожиданные подтексты, и пьеса играет новыми красками. Интернациональный коллектив театра «Кромлех» стремится передать культурные особенности, стерев культурный барьер. «Наши различия делают мир интересным, но часть нюансов неизбежно теряется при переводе, — рассказывает актриса и языковой консультант театра Мириам Бовкис (США). — Задача «Кромлеха» — восстановить эти потерянные связи, заполнить те лакуны, которые возникают при переложении с одного языка на другой, дать более глубокое понимание культурного и эмоционального контекста».

Кромлехи* — это древние сооружения из камней, поставленных по кругу. С бретонского: «кром» — камень, «лех» — круг. Самый знаменитый из них — Стоунхендж. Когда театр только возник, нас занимал британский фольклор. Выбирая названия, думали о таинственных культовых сооружениях, первая ассоциация — Стоунхендж, но это было бы слишком монументально, а вот «кромлех» — звучит загадочно, и не все знают, что это такое. На Британских островах сотни кромлехов, и их назначение не до конца ясно: то ли это сакральные объекты, то ли древние обсерватории, то ли функциональные конструкции для укрепления курганов. Это такая же загадка из прошлого, как сам фольклор.

О зарождении театра рассказывает художественный руководитель Елена Никанорова.

— Всё началось в 1992 году в Юсуповском дворце, где в то время размещался Дом учителя. Я играла в Театре английской драмы, потом меня пригласили вести детскую театральную студию на английском языке. Там занимались в основном дети петербургских художников, и, когда Дом Учителя прекратил существование в Юсуповском дворце, они предложили переехать в картинную галерею «Борей».  Тогда же режиссёр Анатолий Антохин, который преподавал на Аляске, привёз в Петербург американских студентов своего театрального факультета. Он собирал труппу, пригласил людей из Театра английской драмы и Формального театра Андрея Могучего поработать вместе. Американские студенты участвовали в наших постановках, мы — в их.

Дети в театральном кружке захотели разыгрывать страшилки из книги «Ужасный фольклор советских детей», и мы пошли у них на поводу. Вскоре к нам присоединились дети Антохина, которые говорили только по-английски и тоже были очарованы городским фольклором. Так мы придумали сюжет про маленького американца в пионерском лагере, которого пугают страшными историями, и написали первый двуязычный сценарий «А чего вас бояться?». Премьера спектакля состоялась в Музее-квартире А.С. Пушкина на Мойке, 12. Название нашего кружка стали в шутку сокращать до БДТ — «билингвистический детский театр». Один из родителей по этому поводу веселился: мол, не МХАТом же называться — «маленький художественный английский театрик».

Чуть позже юным актёрам «Кромлеха» довелось «пугать» зрителей Малого драматического театра (Театр Европы): в городе гастролировала британская труппа Out of Joint, которой понадобилась толпа англоговорящих детей, которая бы выбегала из бутафорских шкафов, духовки, комодов, и с громкими криками носилась по сцене.

Дальше были совместные проекты с Британским советом, Домом дружбы, Ленэкспо. Иностранные студенты находили нас сами. При этом в России они оказывались по самым разным причинам — например, один американец решил приехать, услышав песни «Гражданской обороны». Так сформировалась взрослая труппа театра, которая помимо прочего подготовила театральную программу по тогда только что изданному «Гарри Поттеру».

Потом был период концертного зала Ленинградского зоопарка, где шла забавная в своей эклектичности программа: с утра проходили лекции о животных, днём выступали мы с детским и взрослым спектаклем, а вечером на сцену выходили группы «Ночные Снайперы», «Тамбурин», «Торба-на-Круче»…

После 90-х в работе театра был большой перерыв. «Кромлех» вернулся четыре года назад с литературным проектом — переводом стихов современных петербургских поэтов. Получились интерактивные билингвистические чтения: авторы читали свои стихи на русском, иностранцы — на английском, а потом предлагали зрителям расшифровывать стихи, показанные без слов.

Who is носитель here?

Театр «Кромлех» — передвижной, постоянных участников всего двое, площадки для выступлений постоянно меняются (из последних — выставочный центр «Росфото», «Ленфильм», зал ЦГПБ им. Маяковского, уличные сцены). Поэтому сценография должна быть гибкой и легко адаптироваться под разные пространства, а декорации — легкими и минималистскими. Так, в спектакле «Микроб» основное действие происходит на кровати, где лежит неизлечимо больная великосветская дама. Приходилось возить раскладной диван из одного места в другое, а поскольку хранить его было негде, он надолго оставался в холлах и коридорах очередной площадки, становясь головной болью местной администрации. Там об него спотыкались, поминали «Кромлех» недобрым словом и требовали забрать.  А потом грузили его в грузовик, садились и ехали на новую площадку. Нас уже прочно ассоциировали с этим неприкаянным диваном. Сейчас он «осел» на «Ленфильме».

В команду «Кромлеха» приходят те, кому интересно изучать другой язык и культуру и делиться своей. Коллектив в основном любительский, к некоторым проектам присоединяются профессиональные актеры. В театре играли иностранные студенты, переводчики, преподаватели и даже американский профессор — филолог-русист. Обычно труппа собирается под конкретный проект, в зависимости от его специфики (а для иностранцев — ещё и от времени пребывания в России).

Постоянно переключаться с одного языка на другой — непростая задача. Во время репетиций русские и английские участники постоянно помогают друг другу, рассказывают о нюансах произношения, сленге, интересных употреблениях привычных слов. Не обходится без яростных споров. Однажды во время обсуждения особенностей американского акцента раздражённый недоверием русского коллеги австралиец гневно воскликнул: «Who is носитель here?!»

Новых участников часто приходится вводить в спектакль за короткий срок: иностранцы могут неожиданно уехать, и необходимо быстро искать замену или импровизировать.  Не всегда это проходит гладко: так чуть не сорвался спектакль «Актёрский кошмар» по пьесе К. Дюранга. Актёра на главную роль не было, отменить выступление было невозможно, и в последний момент родилась идея сделать интерактивное представление, где главную роль по очереди исполняют зрители. Это оказалось интересным сценическим ходом, потому что отлично вписывалось в сюжет. «Актёрский кошмар» — пьеса абсурда о бухгалтере, который мистическим образом попадает в театр. Его тут же принимают за актёра и буквально выталкивают на сцену перед полным залом, заставляя играть в незнакомом спектакле (в билингвистической трактовке — ещё и на иностранном языке). И вот в роли бухгалтера оказались зрители, которых участники «Кромлеха» выводили на сцену с криком: «Джордж, ты-то нам и нужен!» Удивительно, что все побывавшие в роли Джорджа зрители, вне зависимости от уровня владения английским, быстро сориентировались в ситуации и не растерялись, с удовольствием импровизируя одновременно на двух языках.

К языковому барьеру!

Двуязычная постановка становится хорошим психологическим подспорьем для преодоления языкового барьера. Долгое и упорное изучение иностранного языка ещё не гарантирует, что на нём получится свободно говорить. Для разговорного навыка необходимо погружение в живую языковую среду, но неподготовленному человеку бывает страшно начать общаться с иностранцами. Улавливание ключевых слов, повторяемость фраз, переключение с одного языка на другой помогают почувствовать себя увереннее, такой толчок может оказаться важнее сотен прочитанных страниц учебника.

Самая опасная дорога при изучении языка — дословный перевод «в уме», когда предложение проговаривается про себя на родном языке и по кусочкам переводится на иностранный, а слова заучиваются без контекста. Можно прекрасно писать словарные диктанты, но не переводить лексику в активный словарный запас: вроде слово и знакомо, но в речи никак не используется, не всплывает в памяти в нужный момент. Нередко воспитанный со школы, этот подход мешает «разговориться». В «Кромлехе» актёры и зрители изучают язык в действии, а эмоциональная привязка помогает лучше запоминать факты.

Беглость речи часто бывает завязана на контекст: место, эмоции, людей. Некоторые даже меняют манеру общения, когда говорят на другом языке. Такое своеобразное раздвоение личности: когда я говорю по-английски, я — один, когда по-русски — совсем другой. В театре актёры учатся менять свои состояния — одновременно языковые и эмоциональные. Происходит то, что в лингвистике называется смешением кодов, когда получается спонтанно переходить с одного языка на другой. Полученные знания закрепляются контекстом: особенно приятно слышать, как иностранцы в разговоре между собой в шутку и к месту цитируют сложные русские реплики своих ролей. Или когда во время репетиций актёры ловят себя на вопросе: «Я сейчас говорил по-русски или по-английски?»

Даже когда реплика слишком сложна для уровня языковой подготовки актёра (например, иностранцам было поначалу тяжело воспринимать русский перевод пьесы Б. Шоу), её грамматическая структура запоминается, оседает в памяти и помогает строить новые предложения. Это происходит автоматически: логика языка постепенно встраивается в картину мира.

Распространено мнение, что чем старше человек, тем ему сложнее начать осваивать второй язык. В детстве обучение действительно происходит быстрее и естественнее.  К тому же, двуязычным детям проще использовать метафоры: для каждого предмета уже существует несколько обозначений, поэтому легче разорвать прочную связь между знаком и предметом и дать волю воображению. Многим взрослым не хватает этой непосредственности восприятия, чтобы «разговориться». «Кромлех» предлагает стать на время детьми, преодолеть страх ошибок и подурачиться.

Отдельная сложность — правильные интонации. Маленькие дети из двуязычных семей хорошо чувствуют мелодику языка и используют ритмические привязки, чтобы различать языки. Что-то похожее наблюдалось, когда британские студентки повторяли: «Какая на-а-аглость!», с явным наслаждением растягивая гласные и пробуя русское произношение на вкус.

Иногда перескакивание с одной знаковой системы в другую приводит к забавным вкраплениям калек и интересным в своей абсурдности смысловым переходам. Сплавление языков всегда несёт в себе ноту безумия и абсурда. Целиком этой теме посвящен новый проект детской студии театра — представление по произведениям Л. Кэрролла с включением поэзии абсурда британских и русских авторов: от поэтов ОБЭРИУ — Даниила Хармса и Николая Олейникова до британцев Спайка Миллигана и Эдварда Лира. Все эти авторы играли со словами и смыслами, придумывали новые средства выразительности: «заумь» Хармса и «нонсенс» Эдварда Лира отлично вписались в сцену безумного чаепития из «Алисы в стране чудес».

Код конфликта

Конфликт в постановках «Кромлеха» читается иначе, чем в традиционной драматургии, поскольку рождается из столкновения языков. В зависимости от пьесы смена языка может задавать мистическую ноту, подчеркивать противоборство разных миров, накалять обстановку…  Например, персонаж остаётся слеп к одной из точек зрения и не способен увидеть полную картину, пока один из языков — в прямом и переносном смысле — ему недоступен. Эмоциональные подтексты и тонкости уже заложены в самом переходе с одного языка на другой, что существенно облегчает актёрскую задачу для непрофессионалов.

Врезка (мнение)

«В спектаклях билингвистического театра «Кромлех» переход с одного языка на другой воспринимается естественно и не прерывает ритм сценического действия. Более того, если вы владеете и русским, и английским, раскрываются новые грани истории, а понимание происходящего переходит на новый уровень. Перевод не является повтором, как можно было бы ожидать, а делает повествование ещё объемнее и интереснее».

Помощник генерального консула США в Петербурге Майкл Бернс

Самый важный этап работы — выбор пьесы и работа над текстом, его творческое переложение на два языка с бережным отношением к оригиналу. Над сценарием и переводом думают всем коллективом.

Наиболее очевидный способ ввести в действие второй язык — сделать одного из персонажей иностранцем и разыграть комедию положений. Этот ход обыгрывается в пьесе лауреата «Нацбеста» Сергея Носова, который написал для «Кромлеха» юмористический этюд о незадачливых русском и американском охотниках. Но в большинстве постановок персонажи оказываются друг для друга иностранцами только метафорически.

В сатирической пьесе Бернарда Шоу о «самой невезучей на свете бацилле», которая подхватила заразу от больной, микроб выступает как невидимый комментатор и посредник-переводчик.  В театрализованном чтении «Жутко громко и запредельно близко» Дж. С. Фоера языковая избыточность доводит эмоцию персонажа до пика, когда один из героев «раздваивается» на русскую и английскую версию, захлёбываясь в двуязычной истерике и пытаясь растормошить другого.

До настоящего момента театр работал в основном с английским и русским языками, а недавно начал экспериментировать с испанским и финским в рамках общегородского проекта «Летние чтения». Концепция «Кромлеха» привязана к мультиязычности как таковой, а не к конкретному языку, и впереди ещё множество экспериментов.

Обо всех проектах «Кромлеха» можно узнать в группе театра vk.com/cromlech_spb

Н. Александрова